Разбойник густо покраснел и смог продолжить не сразу. Всадник хитро щурился на него исподлобья. Сейчас грозный Эгберт впервые за весь день выглядел если не довольным, то хотя бы живым.
– Заплатить – это правило. Верно, мой господин? Оно не обсуждается? А ведь смысл его в том, чтобы замкнуть кольцо. Чтобы сила, направленная на исцеление, не продолжала течь сквозь целителя и больного, уходя в никуда. Силу надо запереть в них обоих. Вы мне денежку передали из рук в руки, вот кольцо и замкнулось, и сила не тратится впустую. Целитель дальше успешно лечит, больной не свалится с повторным приступом. Так?
– Философ, – сказал всадник, придвигая к себе бурдюк. – Ну?
– «Пять пальцев, пять слов» – зачем? Это не просто защита от убийства на месте. Это такое же построение кольца. Чтобы вложить в пять слов всю судьбу или всю нужду, требуется огромное напряжение. Человек прогоняет через себя целый поток силы и обрушивает на убийцу. И если тот все же совершит свой постыдный акт…
– Ой, кто бы говорил!
– Я рад, что мне удалось рассмешить вас, мой господин, – разбойник улыбнулся, глядя, как хохочет всадник, стряхивая с камзола пролитую воду. – Но позвольте, я закончу. При убийстве не меньший поток силы будет замкнут на жертву, и разрыва не произойдет. А пощадив человека, несостоявшийся убийца должен по правилу некоторое время пробыть с ним рядом, обязательно беседуя. И таким образом он понемногу возвращает тот же объем силы. Кстати, вы слыхали, как часто помогают людям, которых вот-вот собирались надеть на меч? Какие завязываются тесные дружбы?
– Знаю. Со мной такое случалось не раз, – кивнул всадник. – Правда, я всегда был с одной и той же стороны.
– Человеком с мечом?
– Фу! – Всадник опять рассмеялся. – Дурак ты все-таки. Уж если кто заслужил меча от меня, он может хоть все двадцать пальцев растопырить. Я его слова, конечно, выслушаю… И убью. Хорошо, давай теперь я кое-что расскажу – и двинемся. Я был на трех войнах. Там правила выполняются тоже, специальные правила войны, но иногда все идет наперекосяк. Находятся безумные командиры или… Или безумные короли. И они ломают правила. Ты никогда не проезжал Черным Долом? Знаешь, сколько лет там трава не растет? Просто не растет отчего-то. А там случилось, наверное, самое подлое и многолюдное убийство в мире. Резали пленных. Несколько тысяч безоружных людей взяли – и покромсали. Там до сих пор даже ненадолго остановиться страшно. Руки трясутся и волосы дыбом. Сквозь Черный Дол сила хлещет полноводной рекой. То ли в небо из земли, то ли с неба в землю. Пустая, бессмысленная, неприкаянная сила. Сколько раз я мечтал о том, чтобы вложить ее в умелые руки!
– Так вы все знаете… – разочарованно протянул разбойник.
– Теперь, после твоего урока, знаю, – бросил всадник небрежно. – Я всегда быстро учился. А ты вот что…
– Слушаю, мой господин, – разбойник вскочил.
– Перестань меня жалеть! Дурак.
Разбойник обиженно надулся и принялся собирать остатки трапезы в суму.
– Не надо. Забери только воду. Мясо и хлеб оставь своим босякам, – распорядился всадник. – А то у них на весь лес в животах урчит.
Когда всадник и разбойник скрылись за деревьями, на поляну выскочили трое.
– Видел Эгберта? И чего он приперся? Неужто заела гада совесть?
– Может, у него заболел кто.
– Он другой Эгберт. Старый помер. А этот сам вроде больной.
– А все равно конец ему.
Трое похватали еду и снова растворились в лесу.
Разбойник дулся и глядел только под ноги, пока всадник опять не заговорил.
– Наш драгоценный устроил Черный Дол по всему королевству, – сказал всадник. – Руками моего несчастного отца. Разломал самое главное кольцо. Ты тут сидишь в лесу, дурак, и ничего не знаешь. А у нас все разваливается.
– Дин знает. Он следит. Мой господин, вы при дворе как у себя дома – скажите, многие верят, что университетские хотели короля извести?
– А какая тебе разница, верят или нет?
– Все-таки надежда. Если не верят.
– У короля раздвоение ума, – сказал всадник. – Иногда он более-менее здоров, а иногда вдруг болезненно подозрителен. Вот в такую несчастливую минуту и случилось… То, что случилось. Когда-то я радовался, что у нас сильный король. Теперь я этим крайне опечален. Потому что на его силу накладываются приступы безумия. Да, есть такие, кто не поверил в заговор ученого люда. Но они запуганы. И очень скоро поверят в обратное. Просто из страха. Человек не приспособлен бояться долго. Он либо сам обезумеет, либо примет на веру ложное или ошибочное мнение.
– Тогда на что надеяться? – спросил разбойник с тоскливым вздохом.
– На Младшего, – сказал всадник. – Это очень хороший мальчик.
– Но сколько лет пройдет…
– Десять-пятнадцать. Срок немалый. А все равно вам больше надеяться не на что.
– Нам… – зачем-то произнес разбойник.
– Вам, – эхом откликнулся всадник.
Еще чуть позже он сказал:
– Университет-то сожгли, конечно. И побили вашего брата основательно, где ловили, там и били. Но ведь били – не резали.
– Повезло, – отозвался разбойник безучастно.
– Ха! Дурак. Отец мой приказал. Король едва не сместил его, когда узнал об этом.
Разбойник, который теперь шел по тропе впереди коня, отодвигая низкие ветви, оглянулся на всадника в полном изумлении.
– А ненавидят – Эгберта, – криво ухмыльнулся всадник.
– Не может быть!
– Эй! – крикнул всадник.
Разбойник пригнуться не успел, получил веткой по голове и, ругаясь, схватился за ушибленное темя.
– Кольца больше не замыкаются, даже когда пожимаются руки, – сказал всадник. – Сила течет в пустоту. Я заметил – если сегодня человеку предложить на выбор два объяснения одного события, первое обыденное, а второе гнусное, чтобы ложь, предательство, алчность… Человек склонится ко второму. Мы пока держимся правил. И правила кое-как держат нас. Только вот беда – правила все еще отражают мир, но это мир вчера. А назавтра разница между миром и его отражением в правилах может показаться людям слишком большой. Люди почувствуют в правилах ложь. И взбунтуются против них. И тогда сама ложь станет правилом.